Бывало в вашей жизни так, что вы что-то сделали, при этом не лучшим образом, но, несмотря на несовершенство, эта работа вам дорога? Так случилось с этим рассказом, за который меня поругали литературные критики, сказав, что это и не рассказ вовсе. Кстати, я с ними согласна. Но менять ничего не стала. Возможно когда-нибудь я превращу "Начало" в настоящую историю. Но пока остаётся всё как есть вот в таком недоделанном виде. Надеюсь, что, несмотря на это, вы сможете поймать ту ниточку чувств, которую я плела, прописывая каждое слово.

Всегда ваша,
Катерина Шлыкова

* * *

Вот он – театр! С каким нетерпением и страхом ждала Маша этого вечера.

Сегодня она и ещё три ученицы из младшей группы впервые будут выступать на публике. Их выбрали из целого класса. Это было и приятно и волнующе одновременно. А вдруг у неё не получится? Вдруг она забудет движения или сделает их не так как надо?

- Девочки, поторапливайтесь! Сюда, за мной! – твёрдым голосом говорила их педагог Эмма Лазаревна.
И девочки послушно следовали за ней точно гусята за гусыней.

Как много коридоров, лестниц, переходов и комнат! Здесь так легко заблудиться! И все торопятся, суетятся, спешат. От этой круговерти волнение в груди Маши только нарастало.

Девочкам отвели просторную комнату с зеркалами от пола до потолка, как у них в классе. На скамейках были разложены переливающиеся блёстками костюмы.

Эмма Лазаревна помогла девочкам переодеться.
Ах, как Маше нравилось это шелковистое трико! В нём она чувствовала себя почти настоящей балериной. И эти сверкающие крылышки! Правда, Маше они показались неудобными. Каждый раз, когда она наклонялась или подпрыгивала, они били её по спине. Больно не было, но это мешало.

- Этим грим только на веки! – скомандовал чей-то голос. – И волосы! Затяните им потуже волосы!

Вокруг девочек суетились незнакомые женщины с баночками, кисточками, расчёсками и гребёнками.

Шпильки больно впивались в голову Маши. Но ещё хуже стало, когда ей на голову надели обруч с двумя длинными пружинами наверху, к концам которых были прикреплены большие стеклянные бусины. Даже самый лёгкий кивок головы приводил к тому, что бусины сильно качались, точно маятники, и от этого становилось ещё больнее.

Но Маша и остальные девочки мужественно терпели.

- Светлячки! Приготовиться к выходу! – опять скомандовал голос, но уже другой.
От этих слов сердце Маши быстро-быстро забилось, словно мечущаяся канарейка в клетке. Ведь это они – светлячки! Значит им скоро выступать на самой настоящей сцене.

Как страшно! Страх этот усиливался от того, что на театральной сцене у них не было ни одной репетиции. Танец разучивали только в школьном классе. И там всё получалось. Но здесь! В театре! Перед зрителями!

Маше вдруг захотелось убежать. Неожиданно для себя она схватили Эмму Лазаревну за руку.

Учительница взглянула на Машу, которая с мольбой о помощи смотрела прямо в строгие глаза. Всегда величественная, всегда властная тут Эмма Лазаревна мягким голосом сказала:
- Успокойся! Главное, слушай музыку!

Мимо легко пронеслись старшеклассницы, которые учились в одной школе с Машей. Они были волшебно красивы в своих розовых воздушных пачках. Не то, что светлячки с крылышками.

К тому же у старших девочек на ногах были самые настоящие пуанты с красивыми атласными ленточками.

Маша с горечью посмотрела на свои танцевальные туфли. Когда же их поставят на пуанты? Наверно тогда, когда им разрешат делать сложные упражнения на середине класса. А пока они держатся только за станок, который они небрежно называют «палка».

Маша залюбовалась кружащимися феями и почти забыла, что ей самой скоро выходить.

Несмотря на то, что она наблюдала за выступлением старшеклассниц из-за кулис, а не из зрительного зала, танец казался ей восхитительным. Сколько грации и лёгкости в движениях и прыжках девочек!

Вот музыка закончилась, раздались аплодисменты, занавес закрылся. Феи розовым облаком упорхнули со сцены.

Но что это? От былой лёгкости не осталось и следа. Девочки упали на диван, они тяжело дышали, их плечи и грудь высоко вздымались. Сквозь грим проступали крупные капли пота.

Помощник режиссёра сделал знак, и всё изменилось. Лица старшеклассниц опять озарили улыбки. Девочки легко и свободно влетели на сцену, делая глубокие реверансы.

Возвратившись за кулисы, изнурённые и бледные они, еле передвигая ногами, удалились в свою гримуборную.

- Насекомое, посторонись! – крикнул работник сцены, пронося мимо Маши огромный картонный дуб.

За пару секунд сменили декорации с цветочной поляны на лесную дубраву.
Заиграл оркестр, занавес распахнулся.

Музыка звучала не так как в классе. Там ведь был только рояль, а тут целый оркестр.

Это вернуло Машу в реальность. Сердце заколотилось так сильно, что его стук отдавался в ушах. Коленки задрожали. Маше показалось, что она задыхается.

- Слушайте музыку и двигайтесь в такт! – последнее, что она различила в водопаде звуков и ощущений.

Яркий свет рампы ослепил её. Оркестр звучал невыносимо громко. И столько инструментов! Как среди этих скрипок, труб, флейт, барабанов разобрать нужную мелодию?

Тут Маша почувствовала, что её руки и ноги двигаются точно в такт. И она, несмотря на многообразие оркестровых звуков, узнаёт мелодию. И помнит, что, когда и как делать. И не ошибается. И совсем не думает о том, что ей мешают крылышки за спиной, а усики беспрестанно болтаются перед глазами.

Нога в сторону, руки над головой, поворот, наклон…

Вдруг бусина сорвалась с правого усика и покатилась по сцене мимо танцующих ног девочек.

Маша продолжала двигаться. Но краем глаза она наблюдала за сверкающим стеклянным шариком, который остановился у картонных корней дуба.

Девочки сделали ещё несколько движений и легли на пол сцены у деревьев и кустов, как будто уснули.

Музыка продолжалась. На сцену выбежала сказочная птица с яркими голубыми крыльями.

Маша осторожно протянула руку, дотянулась до бусины, зажала её в кулаке и пролежала так, боясь пошевелиться, до конца номера.

Музыка стихла, занавес закрылся, раздались аплодисменты.

Девочки поднялись с пола и пошли на поклон, но Маша не двигалась. Она так старалась лежать неподвижно, что теперь тело, словно окаменев, её не слушалось.

Чьи-то сильные руки подняли девочку. Это оказался помощник режиссёра. Лицо уставшее, но сосредоточенное. Он слегка подтолкнул Машу за занавес к краю сцены на поклон.

Маша была словно в полусне, не вполне сознавая, что зритель аплодирует им – маленьким, хрупким светлячкам.

Когда овации закончились, девочки убежали за кулисы, где их ждала Эмма Лазаревна, которая, несмотря на старания оставаться строгой, не могла скрыть, как довольна выступлением своих воспитанниц.

- Вы большие умницы, девочки! – она посмотрела на Машу. – Что у тебя в руке, барышня?

Маша совсем забыла про бусину, которую она так сильно сжимала, аж пальчики побелели.

О, ужас! Она выходила на поклон с зажатым кулаком! А как же постановка кистей рук?!

Маша разжала ладонь.
- Она оторвалась от моего усика. Я боялась, что на неё кто-нибудь наступит…

Маша была уверена – сейчас её будут ругать. Но никто её за это не наказал ни сейчас, ни потом…

Прошли годы.

Мария сидела в гримёрной комнате. В руках она держала маленькую коробочку, на бархатной подложке которой сверкала круглая стеклянная бусина.

С первого в её жизни выступления та самая бусина была всегда с ней. Перед каждым выходом на сцену – будь то школьный спектакль, экзамен или постановка в театре – она обязательно брала её с собой. Это стало своего рода традицией.

И дело совсем не в стеклянном шарике, а в тех впечатлениях, чувствах, эмоциях и ощущениях, которые для Марии были важны и необходимы, как живительная влага для цветка.

Мария плакала. Она старалась сдерживать слёзы, чтобы не испортить грим, но безуспешно.

Сегодня она узнала, что скончалась её любимая учительница Эмма Лазаревна, которая была для неё больше чем педагог. Она была наставником, советчиком, помощником, слушателем.

И надо же так случиться, что эта страшная новость настигла Марию в такой знаменательный для неё день!

- Мария Воронова! Ваш выход! – раздался голос в громкоговорителе.
- Пора, - сказала Мария самой себе, закрыла коробочку и бережно поставила её на гримёрный столик.

Последний беглый взгляд на себя в зеркале. Скорее дежурный, потому что Мария знала, что с гримом и костюмом всё в порядке.

Ан, нет! Мария взяла салфетку, промокнула влажные от слёз щёки и припудрила их.

Ещё раз дотронулась до заветной коробочки, закрыв глаза буквально на миг, немного выдохнула и вышла из гримёрной комнаты.

За кулисами царила обычная суета. У кого-то был слишком тугой корсаж, у кого-то порвалась лента на пуантах, кто-то разминался, люди, как муравьи, сновали туда-сюда…

Мария ничего не замечала. Она слушала музыку начавшейся увертюры. Сейчас главное спектакль, а боль утраты… это потом, потом… всё потом…

Вдруг Мария покачнулась. Перед глазами поплыли круги. Звуки оркестра превратились в глухой звон одной струны.

- Нашатырь! Быстро!
Давали знать изнурительные репетиции, на которых Мария пропадала с утра до ночи. Она оттачивала не техническое мастерство. Есть множество прекрасных балерин с превосходной техникой. Мария всю себя отдавала эмоциональной стороне танца. Она думала не о том, как танцевать, а о том, кого.

Одни и те же движения и па у разных героинь должны быть неповторимы, передавать разные характеры. Именно это оказалось самым сложным. Мария не только много репетировала, но ещё и читала, и размышляла, считая это неотъемлемой частью танцевальной работы.

Частенько это оборачивалось бессонными ночами. А хронический недосып и огромные физические нагрузки не могут пройти даром. Ещё и смерть любимой учительницы…

- Спасибо, мне лучше, - Мария отодвинула руку с ватой от лица.
- Раз, два, три… - она продолжила считать, ожидая своего выхода на сцену.

Занавес раздвинулся…

Зрители увидели изящную фигуру балерины в белой полупрозрачной юбке с голубым передником. Танцовщица, едва касаясь пола, быстро и ловко перебирала ногами, кружа в лёгком весёлом танце.

Глядя на движения рук и ног, казалось, что не балерина танцует под музыку. Напротив, чудилось, как каждый жест танцовщицы сам создавал мелодию.

Взметнулись руки, и на кончиках пальцев заиграли флейты.
Ноги побежали по сцене, и их прикосновение к полу породило звуки арфы.
Прыжок, ещё один – запели скрипки.

Перед зрителями предстала деревенская девушка, которая по злой иронии влюбилась в принца и отдалась этому чувству искренне, без остатка. Но у принца была невеста. И в глазах девушки мелькнуло безумие, а в каждом движении сквозило столько отчаяния и горя, что девичье сердце не выдержало. Она, в последний раз бросилась к возлюбленному, обманувшему её, и упала замертво у его ног.

Второй акт балета зрители, словно загипнотизированные, наблюдали за скользящими, мимолётными, тающими движениями уже неземного существа - виллисы, которой человеческие чувства теперь безразличны. И горе, и радость – всё так далеко.

Далеко ли? Чуть заметный жест, взгляд, и зритель почувствовал, что в сердце умершей девушки живёт истинная, всепобеждающая любовь, которая прощает измену своего возлюбленного и спасает его от страшной гибели…

Позже критики напишут, что в русском балете засверкало новое имя, которое можно поставить в один ряд с таким именами, как Анна Павлова, Галина Уланова, Екатерина Максимова. Теперь и фамилия Воронова оказалась в этом блистательном списке. Или как во Франции, Италии и других странах будут произносить ВоронОва, с ударением на предпоследний слог. Но это всё потом.

А сейчас Мария жила на сцене судьбой своей героини.

Зритель же видел не балерину, а чувства – любовь и боль, жизнь и смерть. Старая-престарая сказка о Жизель заиграла новыми, свежими красками.

Занавес закрылся.

Зал оставался недвижим в безмолвном оцепенении ещё какие-то секунды. Тишина… Убивающая артистов тишина. И вот с глаз зрителей сошла магическая пелена. Они подняли лавину аплодисментов, утопив театр в овациях.

Мария вышла на середину сцены и склонилась в низком реверансе. Её правая рука прижимала к груди букет алых роз, цвет которых подчёркивал бледность её лица. Глаза Марии были полны вдохновенного счастья, губы шептали: «Спасибо…»

Розы непрекращающимся дождём падали к её ногам, заполняя собой сцену, на которой от цветов уже не было свободного места. А по обнажённой спине балерины стекали крупные, как стеклянные бусы, капли пота.

Вам также будет интересно:

Малышка и бабочка (зарисовка)

Отставной отец и синичка

Штосс. Продолжение мистической повести Лермонтова